![[personal profile]](https://www.dreamwidth.org/img/silk/identity/user.png){kind=small}
Окончание. Начало - тут и тут.
После долгих обсуждений мы пришли к выводу, что о случившемся пока что никого извещать не стоит: ни друзей, ни родственников, ни польских сокурсников, а следует поднажать на Засурского, выдавить из него максимум информации и далее действовать по обстоятельствам.
Наутро мы снова сидели у дверей его кабинета. Кстати, Засурского за глаза студенты называли Зашурским, потому что его секретаршу звали Шура и она бдительно ограждала декана от нежелательных посетителей. Пока Ясен не пришел, мы обрабатывали Шуру, пытаясь пробить ее на жалость. Это входило в компетенцию Бродовского, считалось, что я человек прямой и мог в любой момент сорваться. К тому же Бродовский обаятельнее. Зато, когда мы уже проникли в кабинет, слово взял я.
«Ясен Николаевич, - произнес я заранее заготовленную речь, - не знаю, что вам о нас наговорили, но поверьте нам. Мы действительно в Варшаве у себя на факультете были лучшими студентами. К сожалению, мы не можем этого подтвердить документально, так как наши зачетки и вообще все документы остались там. Мы приехали только с паспортами и зубными щетками, причем паспорта у нас уже отобрали. У нас не было никаких взысканий по комсомольской линии, более того, я был комсоргом, а Бродовский моим заместителем. Должен добавить, что я был награжден медалью Николая Коперника как один из лучших иностранных студентов. Если бы мы знали, что именно нам вменяется в вину, мы бы смогли как-то объясниться, но, к сожалению, с нами никто не встретился и на эту тему не поговорил. Скажите, что нам делать. Мы учились на дневном отделении, нас перевели на заочное в связи с отъездом за границу. Сейчас мы вернулись, и я не вижу препятствий для того, чтобы перевестись на дневное и закончить его, пусть даже с потерей курса».
Насчет потери курса это я сказал умышленно. Дело не только в том, что программа у заочников была более облегченной и многие предметы мы за три (я) и четыре (Бродовский) года учебы не сдавали, и этого добра накопилось уже много. Главная причина была в другом. В 1980-м году мой курс, с которым я начинал учиться в 1975-м, уже заканчивал учебу, а чтобы не пойти в армию, следовало посещать военную кафедру и съездить на военные сборы, а это у наших однокурсников уже было позади.
Засурский вел себя совсем иначе, чем накануне, когда мы его застали врасплох. Он и сам, видимо, думал над сложившейся ситуацией. Кроме того, у него побывала Тимофеевна и пару слов успела шепнуть влиятельная Шура. Засурский заверил нас, что поможет, чем сможет, но не все, увы, зависит от него. Решение о нашем откомандировании принято на достаточно высоком уровне, он попытается на этот уровень попасть, чтобы получить инструкцию, как с нами быть, а чтобы не идти туда с пустыми руками, он посоветовал все-таки постараться в сжатые сроки заполучить из Варшавы зачетку, а лучше характеристику с факультета, а также характеристику из посольства. А насчет того, что вам ничего не объяснили, - объяснят. Сидите и ждите. На вас выйдут.
Ну что ж, после такого разговора можно было наметить план действий. Мы снова отправились в «Славянский базар». Итак, решено: рассказываем о случившемся родителям, подчеркивая, что Ясен Николаевич на нашей стороне, дескать, произошло недоразумение и будем с его помощью это недоразумение как-то расхлебывать. Выцарапываем из Польши документы, для чего мобилизуем наших девушек. Падаем в ноги Юфереву, чтобы написал нормальную характеристику. Последнее нам представлялось весьма сомнительным, вряд ли Юферев в сложившейся ситуации будет нас отстаивать, но попытка не пытка. ( Read more... )
После долгих обсуждений мы пришли к выводу, что о случившемся пока что никого извещать не стоит: ни друзей, ни родственников, ни польских сокурсников, а следует поднажать на Засурского, выдавить из него максимум информации и далее действовать по обстоятельствам.
Наутро мы снова сидели у дверей его кабинета. Кстати, Засурского за глаза студенты называли Зашурским, потому что его секретаршу звали Шура и она бдительно ограждала декана от нежелательных посетителей. Пока Ясен не пришел, мы обрабатывали Шуру, пытаясь пробить ее на жалость. Это входило в компетенцию Бродовского, считалось, что я человек прямой и мог в любой момент сорваться. К тому же Бродовский обаятельнее. Зато, когда мы уже проникли в кабинет, слово взял я.
«Ясен Николаевич, - произнес я заранее заготовленную речь, - не знаю, что вам о нас наговорили, но поверьте нам. Мы действительно в Варшаве у себя на факультете были лучшими студентами. К сожалению, мы не можем этого подтвердить документально, так как наши зачетки и вообще все документы остались там. Мы приехали только с паспортами и зубными щетками, причем паспорта у нас уже отобрали. У нас не было никаких взысканий по комсомольской линии, более того, я был комсоргом, а Бродовский моим заместителем. Должен добавить, что я был награжден медалью Николая Коперника как один из лучших иностранных студентов. Если бы мы знали, что именно нам вменяется в вину, мы бы смогли как-то объясниться, но, к сожалению, с нами никто не встретился и на эту тему не поговорил. Скажите, что нам делать. Мы учились на дневном отделении, нас перевели на заочное в связи с отъездом за границу. Сейчас мы вернулись, и я не вижу препятствий для того, чтобы перевестись на дневное и закончить его, пусть даже с потерей курса».
Насчет потери курса это я сказал умышленно. Дело не только в том, что программа у заочников была более облегченной и многие предметы мы за три (я) и четыре (Бродовский) года учебы не сдавали, и этого добра накопилось уже много. Главная причина была в другом. В 1980-м году мой курс, с которым я начинал учиться в 1975-м, уже заканчивал учебу, а чтобы не пойти в армию, следовало посещать военную кафедру и съездить на военные сборы, а это у наших однокурсников уже было позади.
Засурский вел себя совсем иначе, чем накануне, когда мы его застали врасплох. Он и сам, видимо, думал над сложившейся ситуацией. Кроме того, у него побывала Тимофеевна и пару слов успела шепнуть влиятельная Шура. Засурский заверил нас, что поможет, чем сможет, но не все, увы, зависит от него. Решение о нашем откомандировании принято на достаточно высоком уровне, он попытается на этот уровень попасть, чтобы получить инструкцию, как с нами быть, а чтобы не идти туда с пустыми руками, он посоветовал все-таки постараться в сжатые сроки заполучить из Варшавы зачетку, а лучше характеристику с факультета, а также характеристику из посольства. А насчет того, что вам ничего не объяснили, - объяснят. Сидите и ждите. На вас выйдут.
Ну что ж, после такого разговора можно было наметить план действий. Мы снова отправились в «Славянский базар». Итак, решено: рассказываем о случившемся родителям, подчеркивая, что Ясен Николаевич на нашей стороне, дескать, произошло недоразумение и будем с его помощью это недоразумение как-то расхлебывать. Выцарапываем из Польши документы, для чего мобилизуем наших девушек. Падаем в ноги Юфереву, чтобы написал нормальную характеристику. Последнее нам представлялось весьма сомнительным, вряд ли Юферев в сложившейся ситуации будет нас отстаивать, но попытка не пытка. ( Read more... )
