![[personal profile]](https://www.dreamwidth.org/img/silk/identity/user.png){kind=small}
Умер Андрей Немзер. Ужасно. Будучи ровесниками, мы были знакомы сорок с лишним лет. Сейчас посмотрел: в 1983 году, при нем, я публиковался в "Литературном обозрении" почти в каждом номере. Он был прекрасный редактор, из разряда тех, кто не мог пропустить ни одной блохи, скрупулезно проверяя в тексте каждую цитату или дату. В этом смысле на него можно было положиться.
Однажды я принес огромную статью под названием "О деталях", в которой пытался обосновать спорную мысль о том, что, мол, стоило бы письма и дневники классиков публиковать с купюрами или даже вовсе не публиковать, чтобы не смещать их облик у широкого читателя. Потому что когда пишущий человек уверен, что написанное не попадет к публике, он может нести черти что. Вот, скажем, опубликовали том писем Достоевского жене, а в них ни слова о литературе, сплошная бытовуха. Подробности про геморрой и запоры. При том что сам Федор Михайлович сразу после свадьбы просил: "Аня, дай мне слово, что никогда никому не будешь показывать этих писем". И она в своем завещании оставила четкие указания, какие из писем надлежит публиковать, какие нет. Друзьям говорила о письмах мужа: "Это должно было остаться между нами!" Но кто ж ее послушал.
Немзер мне сразу сказал, что придерживается прямо противоположной точки зрения. И что согласен с Мариэттой Чудаковой, считавшей, что если обнаружится трамвайный билет, по которому ехал Михаил Булгаков, то и его следует опубликовать. Однако при этом Андрей тщательно выверил все источники, дал кучу полезных советов, помогая мне усилить свою позицию. Которую, повторяю, он не разделял.
Поступив в "Литгазету", я обращался к нему с просьбами написать то или это, но он отказывался писать на темы, которых не знал глубоко. В дальнейшем, когда я завязал с литературной критикой, мы с ним почти не виделись. Пару раз он заходил в "Столицу", ходатайствуя по чужим делам. Ну и на всяких Букерах пересекались. Конечно, я читал то, что он писал. Его интересы были разнообразны: от Жуковского до Солженицына. Единственная его книжка, которая у меня есть (а он издал десятки) так и называется: "От Гаврилы Державина до Юрия Давыдова".
Его съел скоротечный рак. В самом расцвете творческих сил.
Однажды я принес огромную статью под названием "О деталях", в которой пытался обосновать спорную мысль о том, что, мол, стоило бы письма и дневники классиков публиковать с купюрами или даже вовсе не публиковать, чтобы не смещать их облик у широкого читателя. Потому что когда пишущий человек уверен, что написанное не попадет к публике, он может нести черти что. Вот, скажем, опубликовали том писем Достоевского жене, а в них ни слова о литературе, сплошная бытовуха. Подробности про геморрой и запоры. При том что сам Федор Михайлович сразу после свадьбы просил: "Аня, дай мне слово, что никогда никому не будешь показывать этих писем". И она в своем завещании оставила четкие указания, какие из писем надлежит публиковать, какие нет. Друзьям говорила о письмах мужа: "Это должно было остаться между нами!" Но кто ж ее послушал.
Немзер мне сразу сказал, что придерживается прямо противоположной точки зрения. И что согласен с Мариэттой Чудаковой, считавшей, что если обнаружится трамвайный билет, по которому ехал Михаил Булгаков, то и его следует опубликовать. Однако при этом Андрей тщательно выверил все источники, дал кучу полезных советов, помогая мне усилить свою позицию. Которую, повторяю, он не разделял.
Поступив в "Литгазету", я обращался к нему с просьбами написать то или это, но он отказывался писать на темы, которых не знал глубоко. В дальнейшем, когда я завязал с литературной критикой, мы с ним почти не виделись. Пару раз он заходил в "Столицу", ходатайствуя по чужим делам. Ну и на всяких Букерах пересекались. Конечно, я читал то, что он писал. Его интересы были разнообразны: от Жуковского до Солженицына. Единственная его книжка, которая у меня есть (а он издал десятки) так и называется: "От Гаврилы Державина до Юрия Давыдова".
Его съел скоротечный рак. В самом расцвете творческих сил.
