![[personal profile]](https://www.dreamwidth.org/img/silk/identity/user.png){kind=small}
Сергей Ролдугин: "У русского посольства там ходят голые геи... Ну дикари, что с них взять..."
— Сергей Павлович, поделитесь, пожалуйста, вашими впечатлениями о состязаниях виолончелистов на прошедшем конкурсе Чайковского. Что вы можете сказать об уровне участников, если сравнить этот конкурс с предыдущим? Было ли трудно членам жюри определиться с выбором победителя и лауреатов?
— Жюри, по мысли Валерия Абисаловича Гергиева, должно было стать собранием музыкальных авторитетов мира, и там действительно работали лучшие музыканты-виолончелисты... Там чистые «шахматы» были, чистый расчёт. И очки участнику выставлялись иногда таким образом, что он занимал вовсе не то место, которого заслуживал. В частности, наш американский коллега, мировая звезда Линн Харелл, который вроде производил впечатление бескорыстного, честного человека, в финале дал Рамму последнее место! Трудно объяснить это как-то иначе, нежели желанием отнять у него победу. (В скобках замечу, что в жюри от России нас было двое, а на прошлом конкурсе я был вообще один.) Когда я разговаривал с музыкантами Заслуженного коллектива после третьего тура, они мне сказали, что, по их мнению, победитель — однозначно Рамм. И вдруг он не становится первым! Как это может быть?!.
Были и другие члены жюри, которые тоже играли в эти игры. Я потом подошёл и сказал одному: «Зачем же ты так делаешь?» Он мне стал объяснять: мол, это же конкурс, тут не может быть одинаковых оценок. Я говорю: не надо мне ничего объяснять! После этого я пересмотрел своё отношение к некоторым членам жюри, и брешь в наших отношениях, безусловно, образовалась. В интервью я не хочу называть их имена, но им я сказал всё, что о них думаю. Я привык говорить правду, но зато моя совесть чиста. Более того, я и Валерию Абисаловичу заявил, что из-за всего этого больше не хочу работать в жюри.
— Но ведь если в жюри не станут работать принципиальные музыканты, то у кого-то из участников не будет шансов победить.
— Несмотря на это, я считаю, что назвать результаты нынешнего пианистического конкурса однозначными тоже нельзя. В музыкальном сообществе очень многие люди не принимают эти результаты. Очень многие.
— А можно конкретнее – что именно не принимают? Что не пропустили на конкурс Хозяинова, Мндоянца?
— Да, это первое.
— Отсеяли после первого тура Гугнина, Коробейникова, Фаворина?
— Да, это второе. По моему мнению, эти музыканты просто обязаны были составить конкуренцию финалистам. Юрий Фаворин – восхитительный, серьёзнейший пианист, оснащён великолепной техникой, у него такой огромный репертуар, что не поместится на 24 страницах, и любое произведение он исполняет просто превосходно. Редчайший, интереснейший, мудрейший музыкант! И я говорю это, осознавая, что оцениваю совсем молодого человека. Я был просто поражён, когда узнал, что он не прошёл во второй тур! Ведь по линии нашего Дома музыки я знал его хорошо. Ну как такое возможно?!
— Что бы вы посоветовали Гергиеву по итогам работы в жюри нынешнего конкурса?
— А я ему уже посоветовал. Я ему сказал: не бери педагогов, профессуру. В жюри, я считаю, должны сидеть директора звукозаписывающих компаний, главные дирижёры оркестров, владельцы и интенданты концертных залов. Им нет смысла быть ангажированными.
— Интенданты? На конкурсе?
— А что тут такого? Ведь интендант на Западе — это ключевая фигура, это посредник между артистом и администратором, который подсчитывает деньги. Ни один дирижёр не возьмёт себе плохого музыканта, ни один владелец зала, как его ни уговаривай, не пригласит плохого артиста. Ведь иначе публика проголосует ногами...
Я разговаривал об этом с Клайвом Гиллинсоном, художественным руководителем и директором Карнеги-холла. Я сказал ему: тебе же потом работать с этими лауреатами, ты же не продашь их. И он совершенно со мной согласен. Вот его надо посадить в жюри. Он же во всем прекрасно разбирается!
Вот Гергиев проявил прозорливость, поддержал Трифонова, хотя на предыдущем конкурсе некоторые говорили, что его первое место вызывает вопросы. Но ведь сейчас Трифонов — один из тех немногих музыкантов, кто выступает по всему миру, кто играл даже с оркестром Венской филармонии.
— Что значит — «Гергиев проявил прозорливость»? Он же не сидел в жюри.
— Да, но он вручил Трифонову Гран-при. А ведь тогда действительно нельзя было сказать, что на последнем туре Трифонов покорил всех без исключения, как это было, например, с Раммом.
— У нас столько великолепных молодых музыкантов, что вряд ли справедливо превозносить одного Трифонова. Вспомните, сколько все шумели на предыдущем конкурсе из-за не прошедших в финал Кунца, Копачевского, Лубянцева.
— Вот вы правильно сказали: «все шумели». Вы знаете, сколько этих «всех»? И всегда эти «все» считают, что уж они-то прекрасно знают, кто лучший. Ерунда. На самом деле, это безответственные, амбициозные люди, мнение которых ничего не стоит...
— Правильно ли я понимаю, что ваша идея заключается в том, чтобы не только педагоги, но и исполнители вообще не сидели в жюри?
— Практически, да. После конкурса начинается настоящая концертная жизнь лауреатов, которая сразу показывает, кто из них чего стоит. Вот недавно Валера возил их в Австрию, в Китай. Потом мне звонили оттуда организаторы этих концертов, говорили... Иногда я приглашаю кого-то из бывших наших питомцев выступить с концертом в России. И вот кое-кто из них, забыв, что когда-то мы помогали ему от всей души, может прислать мне телеграмму: «Теперь мой гонорар не меньше 2 тысяч евро». Я от таких услуг тут же отказываюсь. Потом они спохватываются, говорят, что готовы сыграть и за меньшие деньги. Но я уже говорю: нет, спасибо, не надо. А ведь многие из них хотели бы играть в России. Я вам скажу: там, на Западе, мёдом ведь не намазано. Одна наша молодая артистка, которую мы когда-то поддерживали и которая получила премию на одном из престижных западных конкурсов, не буду называть её имени, сказала мне, что у неё нет там ни одного концерта. Ни одного! Вот такой Запад. Повторю: там не намазано мёдом...
— Ваша продюсерская деятельность ведётся только на бюджетные деньги?
— Мы государственное учреждение, относимся к министерству культуры, это наш учредитель. Деньги даются для российских музыкантов, чтобы поднять отечественное искусство. Но это страшно дорогая вещь, и у меня, конечно, есть спонсоры...
Вот сейчас я занимаюсь проектом «Сириус». Его выдумал Владимир Владимирович Путин. В Сочи на базе этих замечательных олимпийских строений создан образовательный центр для одарённых детей России. Туда отбирают детей от 11 до 15 лет, проявивших таланты в спорте, естественных науках, музыке и балете. Дети приезжают в Сочи, и к ним приглашают лучших российских профессоров, педагогов и тренеров по их профилю...
В своё время мне Владимир Владимирович Путин сказал: ну что ты будешь мучиться, у нас же есть музыкальные школы, там уже всё отобрано. Но я ему ответил: ты посмотрел, что там отобрано? Ведь там есть замечательные дети, а есть и такие случаи, когда мне вместо видеозаписи присылают письмо: мол, у нас есть две справки от губернатора, что наш ребёнок талантливый. Предупреждаю, что никакие рекомендации, звонки или письма не действуют, никакой блат невозможен...
Конечно, иногда Гергиеву приходится и пострадать, достаётся ему, конечно, немало. Ведь он же политически всегда очень патриотично настроен. И это ему в мире с рук не сходит. Многие ему говорят: как? ты с Путиным? да ты что? Ну дикари, что с них взять...
Когда я ушёл с позиции ректора, меня за рукава хватали: давай создадим частную консерваторию, там будет всё, как ты хочешь. Но я знал, что ничего у нас не выйдет. Нужно получать лицензию, будет тысяча проверок, миллион обязательств. Я сказал, что так не хочу. И волею судьбы получилось создать Дом музыки. И у меня теперь два этажа благодарностей.
Например, у нас есть общие проекты с «Россотрудничеством». Это организация, которая работает с нашими культурными центрами по всему миру. Только по линии этой организации мы провели 85 концертов. У нас потрясающий проект «Русские вторники» в Австрии, в Брукнерхаусе, это второй зал после Музикферайна. В Вене даже таксисты в курсе того, что русские музыканты там играют. В Швеции есть аналогичный проект. У русского посольства там ходят голые геи, которые против чего-то протестуют, а в километре от этого места в концертном зале шведы стоя аплодируют нашим ребятам. Вот Милюков только что вернулся из Бразилии, прежде чем приехать к вам. После таких поездок у них появляются уже и коммерческие предложения.
Я своих питомцев чуть-чуть подгоняю: давайте, давайте, а то конкуренция высокая. Был смешной случай. У нас охранник в Доме музыки увидел Култышева, который пришёл какие-то документы подписать, и говорит ему: Мирослав, вы знаете, вот Редькин ходит сюда заниматься практически каждый день, а вы почему не ходите? То есть даже охранники знают, что такое конкуренция в музыкальном мире.
— От дирижёрского конкурса хочу перейти к вашей биографии — ведь вы довольно поздно начали заниматься дирижированием, какая была мотивация у вас?
— Неинтересная. Я ведь работал в театре. В балетных спектаклях много соло виолончели. И когда балет выезжал куда-нибудь в Аргентину, в Бразилию, а оркестр не выезжал, то посылали виолончель, скрипку и арфу для «Лебединого озера», ну и кроме того нужно было подготовить тамошний оркестр, который далеко не всегда хорошо играл: там были набраны поляки, наши, латиноамериканцы — кого там только не было. И надо было к приезду балета их подготовить, чтобы звучало всё, как надо балету: тут быстрее, там медленнее. И мне пришлось взять палочку и с ними работать. А потом, когда я стал ректором, я пошёл в первый класс и начал этому учиться. Было это в 2004 году...
— Мравинский говорил, что театр снится ему во сне.
— Мне уже ничего не снится. Я 10 лет работал с Мравинским, потом с Темиркановым, с Гергиевым — с лучшими дирижёрами. От Мравинского я ушёл на вольные хлеба. Деньги вскоре кончились, концертов не было. И мне предложили место в театре, у Темирканова. Я сначала отказывался, не хотел играть в оркестре. Но меня пригласили на «Спящую красавицу», а это вот такая книга – и её пришлось буквально с листа читать, я никогда её раньше не играл... Только ушёл — меня сразу в ректоры. Я говорю: ребята, я же никогда не руководил ничем. Мне Швыдкой говорит: возьмёшь себе проректоров, они тебе помогут. Но так не получилось, я понял, что должен сам вникать во все дела, что нельзя ни на кого всё это сваливать. Там очень сложная работа – нужно всё бросить и заниматься только этим. Я пробыл там почти четыре года. И ушёл. Я играть хочу. Мне сейчас предоставили потрясающий инструмент Страдивари, у меня много концертов.
ОТСЮДА
no subject
И Ралдугин этот вполне мог влиять на конкурс напрямую через Гергиева, а может, и через Голодец.
Что касается "непредвзятых" директоров и продюсеров, то никто не мешает им проводить собственные конкурсы, на которых они будут оценивать не профессиональную составляющую, а в 1-ю очередь ауру и шоуменский талант - публика это любит и всегда на это ведётся.
no subject
Про конкурсы - даже более того, есть такие, где ученикам профессоров прямо запрещено соревноваться. Если бы это помогало. А куча разных факторов - это когда победитель оставался никому не нужен, а контракты или предложения о концертах получали проигравшие - таких случаев сотни.
"Ролдугин мог бы" - вот и весь смысл вашего поста. Ну да, мог бы. Есть ли факты, что смог? Нет. В приведенном интервью он же жалуется, что те, кого он считает лучшими - не получили достойных результатов. Получается, не смог? Не подрихтовал? Не позвонил Голодец? Или позвонил, но она трубку не взяла? У него ресурс "Бельканто" взял интервью ПОСЛЕ конкурса Чайковского, где он высказал свое мнение. Выступил с предложением когда-нибудь позвать на конкурс представителей звукозаписывающих компаний, как один из вариантов решения проблемы (эти предложения звучат уже лет тридцать. Не Ролдугин их вдруг придумал). Все. О чем вообще здесь этот курятник из сотни сообщений?
no subject
А про Ролдугина теперь достаточно знать, что он занимался финансовыми махинациями - Ролдугин-музыкант на этом закончился. И почему в конкурсе должен непременно победить тот, кто понравился именно ему? Ему понравилась - а вот других не устроила интерпретация, к примеру. И как он повлиял на результаты мы никогда не узнаем - если только кто-нибудь не устроит соответствующий слив. Хотя и без этого всем известно, что в Москве на международных конкурсах делают нужные устроителям результаты.
Пусть устраивает собственные конкурсы, раз он богатейший музыкант мира - и там вводит в жюри кого захочет, каких угодно бизнесменов от музыки.
О чем вообще здесь этот курятник? - не знаю, о чём вы кудахчете, а мы о том, что некий Ролдугин потерял берега.
no subject
Дальше я совсем не понимаю, о чем вы пишете. При чем здесь, "должен непременно победить тот, кто понравился именно ему?" Вы интервью читали полностью? Не здесь, на Бельканто? Ролдугин рассказывает, что имело место явное засуживание конкурсантов. Когда идущий хорошо, на всех парусах претендент неожиданно получал низкий бал. Но даже если бы этого не произошло, он вправе поделиться СВОИМИ ЛИЧНЫМИ НАБЛЮДЕНИЯМИ. Все. Он сказал так - я БЫ дал другие премии. Но - не получилось, как вы заметили, еще сидели порядка десяти коллег. Некоторые из которых думали также, а некоторые по-другому. Один, например, был за большую виртуозность в интерпретации, другой - за большую музыкальность. Все. В итоге, оба правы. Почему должен победить тот, кто за большую музыкальность? Не должен, успокойтесь. Неужели это так непонятно.
no subject